Новый Федеральный закон Российской Федерации от 3 ноября 2009 года № 245-ФЗ «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и в статью 100 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации» ввел в уголовное право Российской Федерации очень важные изменения в целях усиления борьбы с организованной преступностью и, в частности, по-новому определил само понятие преступного сообщества (преступной организации).[1]

 Приветствуя в целом еще одну попытку законодателя по созданию правовой базы для борьбы с организованной преступностью, вместе с тем, мы не можем не указать на некоторые спорные положения нового уголовного закона, которые могут отрицательно сказаться на борьбе с этим явлением. Ниже мы предлагаем читателю некоторые наши замечания относительно указанного нового закона.

1. Обращает на себя внимание, что законодатель так и не смог определиться в самом, пожалуй, главном для понимания и правильного применения уголовного закона, а именно - в названии этого рассматриваемого вида преступного объединения. Так как все же следует называть указанное в новом законе преступное объединение - преступное сообщество или преступная организация?

  Трудности законодателя в этом вопросе легко объяснимы, так как в теории уголовного права с момента принятия Уголовного кодекса РФ в 1996 году так и не выработана единая и общепризнанная терминология относительно обозначения этого вида проявления организованной преступности. Если обратиться к толковому словарю русского языка, то слово «организация» следует понимать как «организованность, хорошее, планомерное, продуманное устройство, внутренняя дисциплина». А слово «сообщество» трактуется в словаре как «объединение людей, народов или государств, имеющих общие интересы, цели».[2]

   Кажется, что всем понятно, что для уголовного права слово «организация», а отсюда и название преступного объединения как «преступная организация» более подходит, нежели «преступное сообщество». Но почему-то законодатель снова, как и в первой редакции ст. 35 и 210 УК РФ, использует два термина – преступное сообщество и преступная организация, оставляя как бы место для последующих дискуссий, что вряд ли правильно.

2. Значительные изменения внес новый закон в само понятие преступного сообщества (преступной организации). Если ч. 4 ст. 35 УК РФ раньше определяла преступное сообщество (преступную организацию) как сплоченную организованную группу, созданную для совершения тяжких или особо тяжких преступлений, либо как объединение организованных групп, созданных для тех же целей, то в новом законе теперь преступное сообщество (преступная организация) определяется совсем иначе.

Прежде всего, законодатель отказался от определения преступного сообщества (преступной организации) как сплоченной организованной группы. И это, в общем-то, правильно, так как в теории уголовного права и на правоприменительной практике порождало многочисленные споры о том, какую организованную группу считать сплоченной и чем сплоченная группа отличается от устойчивой группы. А устойчивость группы в ч. 3 ст. 35 УК РФ указывалась как признак организованной группы. В принципе попытка законодателя определить понятие преступного сообщества (преступной организации) через такой признак как сплоченность преступной группы, признак, характеризующий только в основном психологические качества группы, оказалась не вполне удачной.

3. Новый закон в ч. 4 ст. 35 УК РФ определяет преступное сообщество (преступную организацию) как структурированную организованную группу или объединение организованных групп, действующих под единым руководством, члены которых объединены в целях совместного совершения одного или нескольких тяжких или особо тяжких преступлений для получения прямо или косвенно финансовой или материальной выгоды.

Такое понятие преступного сообщества (преступной организации) вызывает некоторые замечания. Так, например, правильно ли, что такая сложная преступная структура может быть создана для совершения одного-единственного преступления? Даже когда в ч. 3 ст. 35 УК РФ законодатель определяет организованную группу как устойчивую группу лиц, заранее объединившихся для совершения одного или нескольких преступлений, то это положение вызывает обоснованную критику, поскольку вряд ли можно считать преступную группу устойчивой, если она распалась после совершения одного преступления.

Попытка же законодателя определить преступное сообщество (преступную организацию) как организованную группу, имеющую свою собственную структуру, также, на наш взгляд, не выдерживает критики. Многие организованные группы имеют структуру, которая может быть достаточно сложной, но один этот признак еще не позволяет их считать преступными сообществами (преступными организациями).[3]

Когда же законодатель пытается раскрыть понятие преступного сообщества (преступной организации) как объединение организованных групп, то такой подход, на наш взгляд, также оказывается несостоятельным, так как не раскрывает основополагающие признаки преступного сообщества (преступной организации), то есть те признаки, которые позволяют отличить это более опасное объединение преступников от обычных организованных групп.

4. Мы полагаем, что преступное сообщество (преступную организацию) от организованной группы отличает другой более значимый признак, а именно – профессионализм его членов, проявляющийся при совершении преступлений, когда для членов преступного сообщества (преступной организации) постоянное совершение преступления становится их профессией, постоянным способом получения преступных доходов, их образом жизни и мышления.

Таким образом, именно профессионализм членов преступного сообщества (преступной организации), проявляющийся в постоянном совершении все новых и новых преступлений, в постоянном совершенствовании способов их совершения, является одним из важных, но не единственным признаком преступного сообщества (преступной организации). На наш взгляд, профессионализм членов преступного сообщества (преступной организации) во многом позволяет отграничить это опасное объединение преступников от организованной группы.

5. Когда-то в далеком уже 1991 году после проведения исследования практики расследования преступлений, совершенных преступными группами, в одной из наших работ мы писали следующее: «Прежде всего, на наш взгляд, основой организованной преступности являются преступные организации. Только на самом высоком уровне развития преступных групп, когда они превращаются в преступную организацию, можно говорить об организованной преступности как таковой. А для преступных организаций, как мы отмечали, является характерным наличие специальных блоков защиты из представителей коррумпированных работников советского, партийного аппарата, правоохранительных и контрольно-ревизионных органов».[4]

Однако в рассматриваемой редакции ч. 4 ст. 35 УК РФ законодатель не счел необходимым указать на этот признак преступного сообщества (преступной организации), что по-прежнему порождает определенные трудности в разграничении организованных групп от преступного сообщества (преступных организаций).

На наш взгляд, именно наличие связи преступного сообщества (преступной организации) с коррумпированными сотрудниками правоохранительных органов, а также с должностными лицами органов власти и управления, наряду с профессионализмом в совершении преступлений составляет один из основных признаков преступного сообщества (преступной организации).

6. Законодатель в новом законе вновь ошибочно указывает, что члены преступного сообщества (преступной организации) объединяются в целях совершения тяжких или особо тяжких преступлений. В литературе по уголовному праву эта норма закона в свое время уже подвергалась справедливой критике. Ряд авторов считает, что диспозиция ч. 4 ст. 35 и ст. 210 УК РФ фактически исключает возможность уголовно-правовой борьбы с преступными сообществами (преступными организациями) на стадии совершения ими нетяжких преступлений и предупреждение тяжких деяний, что указание в законе такой специальной цели сразу же превращает эту норму в «мертвую».

Так, например, правильно пишет в связи с этим П. В. Агапов: «Указание в ст. 35 и 210 УК РФ на цель создания преступного сообщества (преступной организации) – совершение тяжких и особо тяжких преступлений – нельзя признать вполне обоснованным законодательным решением.…Определять качество криминальной структуры через тяжесть совершенных (планируемых) ее участниками преступлений не совсем корректно. Для совершения тяжких и особо тяжких преступлений могут быть созданы и группа лиц по предварительному сговору, и организованная группа».[5]

7. Таким образом, исходя из сказанного выше, ч. 4 ст. 35 УК РФ в новом законе можно было бы сформулировать следующим образом: «Преступление признается совершенным преступной организацией: если оно совершено такой организацией, которая имеет устойчивую внутреннюю структуру; члены которой при совершении преступления проявляют высокий профессионализм; поддерживают коррупционные связи с представителями правоохранительных органов, органов власти и управления; целью создания такой организации является постоянное совершение любых умышленных преступлений для получения все возрастающего преступного дохода; при совершении преступлений все лица, входящие в преступную организацию, действуют под единым руководством».

8. В новой редакции изложена также ст. 210 УК РФ «Организация преступного сообщества (преступной организации) или участие в нем (ней)». К сожалению, и в этой статье законодатель повторяет те же ошибки, на которые мы уже указали при анализе ч. 4 ст. 35 УК РФ в новой редакции.

Так, например, в новом уголовном законе снова ошибочно указывается, что объективную сторону рассматриваемого преступления образует создание преступного сообщества (преступной организации) в целях совместного совершения одного или нескольких тяжких или особо тяжких преступлений.

© Быков Виктор Михайлович

Статья опубликована в издании: Законность. 2010. № 2. С. 18-21.