НОВОЕ ПОСТАНОВЛЕНИЕ ПЛЕНУМА ВЕРХОВНОГО СУДА РФ О ХУЛИГАНСТВЕ И ИНЫХ ПРЕСТУПЛЕНИЯХ, СОВЕРШЕННЫХ ИЗ ХУЛИГАНСКИХ ПОБУЖДЕНИЙ (вопросы и решения)

Егорова Н. А.,

доцент кафедры уголовного права Волгоградской академии МВД РФ, доктор юридических наук, доцент

   В Уголовном кодексе РФ 1996 г.[1], по сравнению с УК РСФСР 1960 г.,[2] основание уголовной ответственности за хулиганство претерпело существенные изменения. Кроме того, со времени введения в действие УК редакция ст. 213 УК менялась дважды. Квалифицирующий признак совершения преступления из хулиганских побуждений имеется в ряде других статей Особенной части УК. При этом до февраля 2007 г. сохраняло свое действие постановление № 5 Пленума Верховного Суда РФ «О судебной практике по делам о хулиганстве» от 24 декабря 1991 г[3]. В этой связи давно назрела необходимость в разработке и принятии Пленумом Верховного Суда РФ нового постановления по названной проблеме.

   Принятое Пленумом Верховного Суда РФ 15 ноября 2007 г. постановление № 45 «О судебной практике по уголовным делам о хулиганстве и иных преступлениях, совершенных из хулиганских побуждений»[4] (в дальнейшем – Постановление о хулиганстве), безусловно, актуально. Оно дает ответы на целый ряд вопросов, которые неоднозначно решались как уголовно-правовой теорией, так и правоприменительной практикой. Вместе с тем, в Постановлении о хулиганстве имеются спорные и (или) недостаточно ясные разъяснения. Некоторые весьма важные проблемы в данном документе остались нерешенными или вообще незатронутыми.

   1. Пленум Верховного Суда РФ пошел по пути буквального (адекватного) толкования диспозиции п. «а» ч. 1 ст. 213 УК, четко разделив признаки «грубого» и, условно говоря, «вооруженного» нарушения общественного порядка (т.е. совершенного «с применением оружия или предметов, используемых в качестве оружия»). Действительно, по буквальному смыслу закона, для вменения в вину п. «а» ч. 1 ст. 213 УК необходимо сочетание обоих признаков. При решении вопроса о «грубости» нарушения общественного порядка Пленум Верховного Суда РФ предлагает учитывать «способ, время, место их (действий. – Н. Е.) совершения, а также их интенсивность, продолжительность и другие обстоятельства» (п. 1 Постановления о хулиганстве).

   Далее в этом же пункте указывается: «Явное неуважение лица к обществу выражается в умышленном нарушении общепризнанных норм и правил поведения, продиктованном желанием виновного противопоставить себя окружающим, продемонстрировать пренебрежительное отношение к ним». Очевидно, что этот отрывок посвящен не столько признакам деяния (нарушение общественного порядка – категория объективная), сколько вине и мотиву хулиганства, поэтому отнесение их к характеристике деяния не совсем корректно. Проявление явного неуважения к обществу – свойство едва ли не любого преступления.

   Здесь же судам предписывается «устанавливать, в чем конкретно выражалось грубое нарушение общественного порядка, какие обстоятельства свидетельствовали о явном неуважении виновного к обществу, и указывать их в приговоре».

   Представляется, что такой подход (по-видимому, оправданный при квалификации по п. «б» ч. 1 ст. 213 УК) является спорным при применении п. «а» ч. 1 ст. 213 УК, который следует толковать ограничительно.

Иначе формально вне уголовно-правового поля (равно как и вне сферы действия законодательства об административных правонарушениях) оказывается такое грубое нарушение общественного порядка, которое не было связано с применением оружия или предметов, используемых в качестве оружия, а также совершенное без мотивов, перечисленных в п. «б» ч. 1 ст. 213 УК. В ст. 20.1. Кодекса РФ об административных правонарушениях[5] нет указания на «грубость» нарушения общественного порядка. Не будет хулиганства и в случаях, когда с применением оружия или предметов, используемых в качестве оружия, а равно по мотивам, указанным в п. «б» ч. 1 ст. 213 УК, совершаются кратковременные и не очень интенсивные хулиганские действия, а также действия, перечисленные в ч. 1 ст. 20.1 КоАП. Как, например, квалифицировать нецензурную брань в общественном месте, либо оскорбительное приставание к гражданам, либо уничтожение или повреждение чужого имущества, сопровождающиеся недвусмысленной угрозой применения пистолета, ножа, кирпича, куска арматуры и т.п. предметов? Использование подобных предметов само по себе бесспорно свидетельствует о «грубом», свойственном преступлению, характере нарушения общественного порядка[6]. Не случайно при решении вопроса о наличии в действиях подсудимого грубого нарушения общественного порядка Пленум рекомендует учитывать, помимо всего прочего, способ совершения действий (абз. 2 п. 1 Постановления о хулиганстве). Особое упоминание о «грубом» нарушении общественного порядка в ч. 1 ст. 206 УК 1960 г. было уместным (ведь это был единственный криминообразующий признак, по которому простое уголовно наказуемое хулиганство можно было отличить от аналогичного административного правонарушения). Теперь этот признак имеет значение и для квалификации хулиганства по п. «б» ч. 1 ст. 213 УК. Применительно же к составу хулиганства, предусмотренному п. «а» ч. 1 ст. 213 УК, в уголовном законе допущен избыток криминообразующих признаков.

   Понятно, что этот упрек должен быть адресован законодателю, а не Пленуму Верховного Суда РФ. Однако в компетенции последнего – внесение изменений в Постановление о хулиганстве в части толкования признака «грубое нарушение общественного порядка» применительно к хулиганству с применением оружия или предметов, используемых в качестве оружия.

   2. Под применением оружия или предметов, используемых в качестве оружия, Пленум Верховного Суда РФ рекомендует понимать «умышленные действия, направленные на использование лицом указанных предметов как для физического, так и для психического воздействия на потерпевшего, а также иные действия, свидетельствующие о намерении применить насилие посредством этого оружия или предметов, используемых в качестве оружия» (курсив мой. – Н.Е.) (п. 2 Постановления о хулиганстве).

   С одной стороны, приведенное разъяснение справедливо не ограничивает «применение» названных предметов нанесением или попыткой нанесения телесных повреждений, охватывая понятием «применение» и угрозу использования поражающих свойств оружия и подобных ему предметов.

   С другой стороны, «иные действия, свидетельствующие о намерении применить насилие посредством этого оружия или предметов», - понятие очень широкое. Такими «иными действиями, свидетельствующими о намерении», могут быть и демонстрация поражающих свойств упомянутых предметов (например, путем имеющего устрашающий эффект использования их для уничтожения или повреждения имущества), и демонстрация самих предметов, и попытка их извлечь (достать, поднять и др.) с целью демонстрации, и даже простая словесная угроза (с точки зрения уголовного права слово – тоже действие[7]) немедленно применить эти предметы, если они находятся под одеждой виновного, в его сумке, автомобиле, лежат неподалеку на земле, на полу и т.п.

   Нельзя не обратить внимание и на то, что в рассматриваемом разъяснении акцент смещен с действительных намерений субъекта на характер действий, указывающий, по мнению суда, на намерение лица применить оружие или предметы, используемые в качестве оружия. Как уже отмечалось, объективно «свидетельствовать о намерении применения» этих предметов могут и действия, весьма далекие от применения в его традиционном понимании, что открывает широкий простор для произвола, в том числе - для вынесения обвинительных приговоров, основанных на предположениях.

   Для сравнения отмечу, что в абз. 3 п. 23 постановления № 29 Пленума Верховного Суда РФ от 27 декабря 2002 г. «О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое»[8] Пленум не относит демонстрацию оружия или иных предметов при разбое к «применению» этих предметов. Вряд ли одноименный признак составов хулиганства и разбоя может иметь неодинаковое содержание. Это противоречит и логическому закону тождества, и свойству системности права. Поэтому предпочтительнее закрепить в п. 2 Постановления ранее высказанную позицию Пленума Верховного Суда РФ по поводу содержания понятия «применение» оружия или предметов, используемых в качестве оружия.

   3. В абз. 1 п. 3 Постановления о хулиганстве судам предписано устанавливать, «является ли примененный при хулиганстве предмет оружием, предназначенным для поражения живой или иной цели» (курсив мой. – Н. Е.). Один из сущностных признаков оружия как раз в том и состоит, что оно конструктивно предназначено для поражения живой или иной цели (ст. 1 Федерального закона от 13 декабря 1996 г. № 150-ФЗ «Об оружии» в ред. от 27 июля 2007 г.)[9]. Нет и не может быть оружия, для названной цели не предназначенного. Поэтому редакция приведенного разъяснения неудачна. Точнее была бы следующая формулировка: суды должны устанавливать, являются ли примененные при хулиганстве устройства и предметы конструктивно предназначенными для поражения живой или иной цели, т.е. оружием.

   4. Предметы, используемые в качестве оружия, - это, по мнению авторов Постановления о хулиганстве, «любые материальные объекты, которыми, исходя из их свойств, можно причинить вред здоровью человека» (абз. 2 п. 3). Принципиальных возражений приведенное положение не вызывает. В отличие от толкования понятия «предметы, используемые в качестве оружия», содержащегося в Постановлении о краже, грабеже и разбое (абз. 2 п. 23), разъяснение этого термина применительно к составу хулиганства отличается большей абстрактностью. Тем не менее, его следовало бы дополнить указанием на возможность причинения упомянутыми предметами смерти человеку. Иначе получается, что под предметами, используемыми в качестве оружия, в составе хулиганства подразумеваются только такие предметы, которые по своим поражающим свойствам аналогичны лишь так называемому нелетальному оружию[10].

   И снова сравнение как аргумент в пользу нашей позиции: в абз. 2 п. 23 Постановления о краже, грабеже и разбое речь идет о таких предметах, которыми потерпевшему могли быть причинены телесные повреждения, опасные не только для здоровья, но и для жизни. В абз. 3 п. 3 Постановления о хулиганстве также говорится об использовании в процессе совершения преступления «животных, представляющих опасность для жизни (курсив мой. – Н. Е.) или здоровья человека».

   5. Больше всего вопросов, пожалуй, вызывает разъяснение, данное в п. 4 Постановления о хулиганстве: «Применение в ходе совершения хулиганства незаряженного, неисправного, непригодного оружия (например, учебного) либо декоративного, сувенирного оружия, оружия-игрушки и т.п. дает основание для квалификации содеянного по пункту «а» части 1 статьи 213 УК РФ».

   Во-первых, в тексте акта официального толкования уголовного закона используются термины, неизвестные Закону об оружии. Предмет либо является, либо не является оружием. Следовательно, не может быть «декоративного», «сувенирного» оружия, «оружия-игрушки». Так называемые «декоративное», «сувенирное», «игрушечное» оружие – это не оружие, а предметы, используемые в качестве оружия, либо имитация оружия[11]. Данная точка зрения отражена в абз. 3 п. 23 Постановления о краже, грабеже и разбое. Непонятно, почему она не воспроизведена в Постановлении о хулиганстве.

   Во-вторых, составители текста Постановления о хулиганстве весьма категоричны в плане признания хулиганства уголовно наказуемым при использовании названных предметов. Основание для квалификации применения при хулиганстве непригодного оружия или имитации оружия по п. «а» ч. 1 ст. 213 УК можно усмотреть (и то не бесспорно) лишь при условии, что потерпевший воспринимал эти предметы как оружие, либо если названные предметы виновный использовал «в качестве оружия» для физического или психического насилия. Применительно к квалификации грабежа и разбоя Пленум Верховного Суда РФ дал разъяснение, согласно которому, неосознание потерпевшим использования виновным негодного или незаряженного оружия либо имитации оружия (т.е. восприятие этих предметов как оружия) исключает квалификацию разбоя по ч. 2 ст. 162 УК как совершенного с применением оружия или предметов, используемых в качестве оружия (если субъект не намеревался использовать эти предметы для нанесения телесных повреждений, опасных для жизни или здоровья). Понимание потерпевшим действительных свойств этих предметов (т.е. что они не являются оружием или предметами, которые виновный собирается использовать как оружие) вообще не позволяет квалифицировать содеянное как разбой (абз. 3 п. 23 Постановления о краже, грабеже и разбое).

   6. Можно подвергнуть сомнению и справедливость разъяснения, содержащегося в п. 9 Постановления о хулиганстве: «Хулиганские действия, связанные с сопротивлением представителю власти, в ходе которого применено насилие как неопасное, так и опасное для жизни и здоровья, надлежит квалифицировать по совокупности преступлений, предусмотренных частью 2 статьи 213 УК РФ и соответствующей частью статьи 318 УК РФ». Сопротивление тем и отличается от неповиновения (ч. 2 ст. 20.1 КоАП), что предполагает активное противодействие[12], связанное с физическим насилием или угрозой его применения к представителю власти[13]. Насилие в отношении представителя власти здесь является способом совершения преступления, посягающего на общественный порядок, т.е. частью целого (хулиганства). По правилу конкуренции части и целого в этой ситуации подлежит применению ч. 2 ст. 213 УК как норма, охватывающая содеянное в целом. К тому же, санкция ч. 2 ст. 213 УК более строгая, чем санкция ч. 1 ст. 318 УК. Другое дело, если насилие, примененное к представителю власти в ходе хулиганских действий, было опасным для жизни или здоровья. Учитывая большую суровость санкции ч. 2 ст. 318 УК (по сравнению с санкцией ч. 2 ст. 213 УК), свидетельствующую о большей тяжести данного преступления (хотя оба эти преступления относятся к категории тяжких), содеянное в таком случае необходимо квалифицировать по совокупности преступлений[14]. В связи с изложенным нелишне вспомнить положение абз. 2 п. 9 ныне уже не действующего постановления № 5 Пленума Верховного Суда РФ «О судебной практике по делам о хулиганстве» от 24 декабря 1991 г., где было записано: «Сопротивление, оказанное лицу, пресекающему хулиганские действия, не охватывается составом хулиганства лишь в случаях, когда в результате примененного при этом насилия виновным совершается еще и другое более тяжкое преступление»[15].

   Продолжением идеи, обозначенной в п. 9 Постановления о хулиганстве, выглядит столь же спорное содержание п. 11, в котором утверждается, что «состав преступления, предусмотренный статьей 213 УК РФ, не содержит такого признака объективной стороны преступления, как применение насилия (причинение вреда здоровью человека различной степени тяжести)», и по этой причине любое физическое насилие (от побоев до тяжкого вреда здоровью), примененное в процессе хулиганства, предлагается квалифицировать по совокупности преступлений. Возможно, в этом есть рациональное зерно, если имеется в виду хулиганство, предусмотренное п. «б» ч. 1 ст. 213 УК (хотя санкция ч. 1 ст. 213 УК одна и та же для двух предусмотренных данной частью статьи видов хулиганства, что заставляет усомниться в верности такого предположения). Однако хулиганству с применением оружия или иных предметов, используемых в качестве оружия (п. «а» ч. 1 ст. 213 УК), а равно хулиганству, связанному с сопротивлением представителю власти либо иному лицу, исполняющему обязанности по охране общественного порядка или пресекающему нарушение общественного порядка (ч. 2 ст. 213 УК), имманентно присуще применение физического и (или) психического насилия. Поэтому следует согласиться с теми специалистами, которые усматривали (до последних изменений редакции ст. 213 УК) необходимость квалификации содеянного по совокупности преступлений лишь в случаях умышленного причинения средней тяжести и тяжкого вреда здоровью[16].

   7. В Постановлении о хулиганстве дано достаточно подробное (хотя и не совсем последовательное) описание хулиганского мотива (абз. 2 п. 1, абз. 2 п. 12). Однако совершенно оставлены без внимания такие новые мотивы хулиганства, как политическая, идеологическая, расовая, национальная или религиозная ненависть или вражда либо ненависть или вражда в отношении какой-либо социальной группы. И если содержание мотивов расовой, национальной и религиозной ненависти или вражды относительно ясно для ученого и правоприменителя, то этого никак нельзя утверждать о мотивах политической, идеологической и «социальной» ненависти и вражды. Учитывая разнообразие подходов к феноменам политики и идеологии, а также широту понятия «социальная группа», Пленуму Верховного Суда РФ следовало бы подробно осветить этот вопрос в Постановлении о хулиганстве.

[16] См., например: Мальцев В. В. Квалификация хулиганства // Следователь. 2004. № 10. С. 3-4; Волженкин Б. В. Хулиганство // Уголовное право. 2007. № 5. С. 20.

   Опубликовано в издании: Мировой судья. 2008. № 6. С. 26-29.