Н.А. Егорова, профессор кафедры уголовного права

Волгоградской академии МВД России, доктор юридических наук

О ПРЕДПОЛАГАЕМОЙ ДЕКРИМИНАЛИЗАЦИИ ПРЕСТУПЛЕНИЙ В СФЕРЕ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

    Проектом Федерального закона «О внесении изменений в Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях» № 1001543-6 от 19 февраля 2016 г., внесенным депутатом Государственной Думы РФ А.А. Агеевым (в дальнейшем – Проект) [1], предложено перевести целый ряд преступлений в сфере экономической деятельности при их совершении впервые в разряд административных правонарушений (ч. 5 ст. 14.1, ст. 14.1.1-2, 14.1.1-3, 14.9.2, ч. 3 и 4 ст. 14.10, ст. 14.10.2, ч. 2, 3 и 4 ст. 14.11, ч. 3 и 4 ст. 14.12, ч. 8 и 9 ст. 14.13, ст. 14.49.1, 14.61, 14.62, 14.63, 14.64, 14.65, 14.66, 14.67, 15.5.1, 15.5.2, 15.5.3, 15.5.4 Проекта и др.). Среди названных преступлений оказались незаконное предпринимательство, незаконная банковская деятельность, незаконные организация и проведение азартных игр, оба вида легализации имущества, приобретенного преступным путем, ограничение конкуренции, незаконные получение и разглашение сведений, составляющих коммерческую, налоговую или банковскую тайну, оказание противоправного влияния на результат официального спортивного соревнования или зрелищного коммерческого конкурса, незаконное использование средств индивидуализации товаров (работ, услуг), нарушение правил изготовления и использования государственных пробирных клейм, незаконное получение кредита, злостное уклонение от погашения кредиторской задолженности, неправомерные действия при банкротстве, преднамеренное банкротство, фиктивное банкротство, невозвращение на территорию Российской Федерации культурных ценностей, незаконный оборот драгоценных металлов, природных драгоценных камней или жемчуга, приобретение, хранение, перевозка, переработка в целях сбыта или сбыт заведомо незаконно заготовленной древесины, нарушение правил сдачи государству драгоценных металлов и драгоценных камней, налоговые преступления и т.п. (ряд из них сегодня относятся к категории преступлений средней тяжести и даже тяжких преступлений).

    Справедливости ради надо отметить, что размеры крупного дохода и крупного ущерба в предполагаемых статьях Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях (в дальнейшем – КоАП РФ), как правило, ниже, чем предусмотрены сейчас в гл. 22 Уголовного кодекса Российской Федерации (в дальнейшем – УК РФ). Вместе с тем, некоторые преступления декриминализированы без каких-либо содержательных изменений признаков их составов (например, предусмотренные ч. 1 ст. 174, ч. 1 ст. 174.2, ч. 1 ст. 181, ч. 1 ст. 183, ч.ч. 1, 3 и 4 ст. 184 УК РФ и др.).

    В качестве аргумента в пользу такой декриминализации пояснительной записке упомянуто концептуальное положение «о необходимости формулирования института административной преюдиции в гипотезах соответствующих норм составов преступлений, изложенных в главе 22 УК РФ». Отмечено, что «при повторном совершении административного проступка с причинением крупного ущерба – совершившее преступление лицо подлежит привлечению к уголовной ответственности».

    Данное положение, действительно, набирает популярность в последнее время [2, с. 15-18] и поддерживается известными учеными [3, с. 89-93; 4; 5, с. 58-64; 6, с. 82-91; 7, с. 58-60; 8, с. 98-108]. Однако необходимость административной преюдиции в составах экономических преступлений не очевидна. Ознакомление с Проектом и пояснительной запиской к нему вызывают, как минимум, три вопроса [9].

    1. Не дискредитирует ли административная преюдиция в уголовном праве саму идею общественной опасности как ведущего признака преступного поведения; может ли быть повторность деяния (количественный аспект) индикатором его перехода в новое (преступное) качество?

    2. Какие процессы, произошедшие в последние годы в российской экономике, заставили авторов Проекта сделать вывод об утрате перечисленными выше деяниями общественной опасности, свойственной преступлениям, и почему только при повторном совершении указанных деяний (даже при наличии традиционных криминообразующих признаков) содеянное обретает общественную опасность, заслуживающую уголовно-правового воздействия?

    3. Приведет ли реализация предлагаемого подхода к более эффективной профилактике преступлений в сфере экономической деятельности?

    Первый вопрос, как часть общей проблемы принципиальной приемлемости административной преюдиции в уголовном праве, активно дискутируется. Сегодня у административной преюдиции есть не только сторонники, но и противники [10, с. 223; 11, с. 64-71; 12, с. 119-125; 13]. И те, и другие приводят весьма интересные и убедительные аргументы в пользу своей позиции.

    В УК РФ имеются примеры использования административной преюдиции (см., напр., ст. 151.1, 154, 180, 212.1, 215.4, ч. 2 ст. 314.1 УК РФ [14]). Но само это обстоятельство едва ли является достаточным основанием для расширения присутствия административной преюдиции в статьях Особенной части УК РФ.

   Содержание действующего уголовного законодательства России не свидетельствует о существовании единого, непротиворечивого подхода к пониманию общественной опасности преступного поведения. Изменение в 1998 г. редакции ч. 2 ст. 14 УК РФ привело к исчезновению из Кодекса нормативной трактовки общественной опасности как реального или потенциального вреда личности, обществу или государству, что дает почву для неоднозначных суждений и выводов о критериях общественной опасности преступления.

    В науке уголовного права общественная опасность преступления связывается, прежде всего, с его вредоносностью для общественных отношений [15, с. 131; 16, с. 709; 17, с. 141], причем это вредоносность именно поведения человека. Так, В.В. Мальцев подчеркивает, что общественная опасность есть «неотъемлемое, существенное, социальное свойство такого поведения» [18, с. 69]. Свойства личности деятеля могут влиять на общественную опасность как материальный признак преступления лишь постольку, поскольку непосредственно обусловливают признаки состава такого преступления (например, при совершении преступления специальным субъектом).

    В науке высказаны суждения о сложной структуре общественной опасности, включающей в себя общественную опасность деяния, общественную опасность последствий деяния и общественную опасность личности субъекта, совершившего деяние [19, с. 68; 20, с. 45]. Не оспаривая это, подчеркнем, что ведущим элементом названной структуры выступает все-таки общественная опасность деяния, ведь без него невозможно наступление общественно опасных последствий; общественная опасность личности также немыслима без совершения ею общественно опасного деяния. Поэтому нельзя признать «равноправными» перечисленные выше элементы общественной опасности (на что обращал внимание и Ю.П. Демидов).

   Некоторые авторы, характеризуя общественную опасность как необходимый критерий криминализации и декриминализации деяний и основание категоризации преступлений, констатируют зависимость общественной опасности от уголовной политики государства [21, с. 131]. Безусловно, субъективизм в деятельности субъектов уголовной политики присутствует при оценке всех компонентов общественной опасности. Однако уголовная политика не может базироваться исключительно на таком субъективизме. При таком подходе государство в лице его законодательной власти лишено сколько-нибудь внятных критериев оценки тех или иных видов поведения как общественно опасных, что чревато произволом в сфере уголовного правотворчества.

    Конечно, было бы ошибочным отрицание влияния свойств личности на степень общественной опасности преступления, и это признает сам законодатель (см., напр., ч. 5 ст. 131, ч. 5 ст. 132, ч. 6 ст. 134, ч. 5 ст. 135 УК РФ). Однако такой «перепад» в уровне общественной опасности происходит в рамках поведения, уже признанного общественно опасным в смысле ч. 1 ст. 14 УК РФ и потому - преступным. Что же касается качественного перехода общественной вредности (или общественной опасности, свойственной проступкам) в общественную опасность, присущую преступлениям, и, следовательно, непреступного поведения в преступное, то при повторном совершении административного правонарушения такой переход вряд ли возможен. Упорство, дерзость, правовой нигилизм и т.п. негативные качества лица, ранее привлекавшегося к административной ответственности и вновь совершившего такое же правонарушение, сами по себе неспособны «превратить» административное правонарушение в уголовное. Во-первых, будучи «оторванными» от иных слагаемых общественной опасности, перечисленные свойства личности не характеризуют ее как общественно опасную; во-вторых, пределы субъективного усмотрения при оценке личности как общественно опасной более широки, чем при оценке деяния и его последствий.

    Из ч. 3 ст. 60 УК РФ следует, что характер и степень общественной опасности преступления не зависят от личности виновного (личность учитывается судом при назначении наказания в качестве самостоятельного обстоятельства). Такая позиция находит отражение и в разъяснениях высшей судебной инстанции.

    Например, в п. 1 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 22 декабря 2015 г. № 58 «О практике назначения судами Российской Федерации уголовного наказания» отмечается: «Характер общественной опасности преступления определяется уголовным законом и зависит от установленных судом признаков состава преступления. При учете характера общественной опасности преступления судам следует иметь в виду прежде всего направленность деяния на охраняемые уголовным законом социальные ценности и причиненный им вред.

Степень общественной опасности преступления устанавливается судом в зависимости от конкретных обстоятельств содеянного, в частности от характера и размера наступивших последствий, способа совершения преступления, роли подсудимого в преступлении, совершенном в соучастии, от вида умысла (прямой или косвенный) либо неосторожности (легкомыслие или небрежность). Обстоятельства, смягчающие или отягчающие наказание (статьи 61 и 63 УК РФ) и относящиеся к совершенному преступлению (выделено мной. – Н.Е.) (например, совершение преступления в силу стечения тяжелых жизненных обстоятельств либо по мотиву сострадания, особо активная роль в совершении преступления), также учитываются при определении степени общественной опасности преступления» [1].

    В утратившем силу постановлении Пленума от 29 октября 2009 г. № 20 «О некоторых вопросах судебной практики назначения и исполнения уголовного наказания» [1] (п. 1) свойства личности виновного также не рассматривались как характеризующие общественную опасность совершенного им преступления.

    Высказано мнение, что преступность повторно совершенного административного правонарушения определяется «не только особенностями личности правонарушителя, но и объективной стороной содеянного. Последняя состоит из двух и более правонарушений, за первое из которых лицо было привлечено к административной ответственности» [6, с. 87].

    Такая позиция представляется спорной. Поведение субъекта получает различную правовую оценку при первичном и повторном актах вредоносного поведения, причем первое (административное правонарушение) не является частью второго (преступления) – это два самостоятельных правонарушения. Административная преюдиция в уголовном праве означает ответственность не за совокупность правонарушений (административного и уголовного), а за своего рода «рецидив» административного правонарушения, т.е. за правонарушение, совершенное лицом в течение определенного срока после привлечения к административной ответственности. Поэтому, чтобы быть последовательным, в объективную сторону состава преступления с административной преюдицией необходимо включать не только деяния самого субъекта, но и деятельность правоприменителя по привлечению виновного к административной ответственности [11, с. 67]. Кроме того, обязательным признаком объективной стороны состава такого преступления является, видимо, и такой юридический факт, как неистечение ко времени повторного правонарушения срока, установленного ст. 4.6 КоАП РФ, что не только выглядит искусственным, но и снова заставляет усомниться в общественной опасности поведения субъекта. Для сравнения отметим, что рецидив в уголовном праве представляет собой форму множественности преступлений, и вопрос о единстве объективных сторон совершенных лицом преступлений не возникает.

    Согласившись с тем, что концепция общественно опасного поведения в одних случаях признает ведущим показателем общественной опасности вред или угрозу его причинения, а в других – свойства личности субъекта поведения, мы столкнемся с еще одной проблемой: как определить, когда приоритетным для криминализации деяния является реальный или возможный вред, а когда – особенности личности деятеля? Анализ доводов сторонников административной преюдиции показывает, что единственный критерий такой приоритетности – целесообразность [5, с. 60; 8, с. 102]. Следовательно, проблема общественной опасности при помощи административной преюдиции не решается, а, скорее, маскируется. Если исходить только из соображений целесообразности, ничто не мешает вынести на обсуждение вопрос о введении административной преюдиции в составы каких угодно преступлений. Не случайно виды преступлений, в составах которых допустима такая конструкция, неодинаковы у разных авторов – сторонников административной преюдиции (у одних - экономические, экологические и транспортные преступления [8, с. 102], у других – «преступления небольшой тяжести, посягающие на личность, экономику, экологию, транспортную безопасность, интересы службы и пр., наказание за которые не связано с лишением свободы» [6, с. 91], у третьих – некоторые преступления, связанные с незаконным оборотом наркотиков, товарная контрабанда [22, с. 50] и т.д.).

    Пытаясь ответить на второй вопрос, нельзя не обратить внимание на то, что в Проекте многие составы экономических преступлений предложено перенести в КоАП РФ, по сути, в неизменном виде, т.е. при наличии криминообразующих признаков (хотя, как уже отмечалось, границы ущерба, дохода и пр. в большинстве составов скорректированы в сторону снижения). Получается, что причиняемый такими преступлениями крупный ущерб, извлечение дохода в крупном размере, а равно такие способы совершения деяния, как подкуп, угрозы и т.п., утратили свое былое значение и больше не указывают на повышенную, свойственную преступлениям, общественную опасность указанных деяний уже при первичном их совершении. Полагаем, что убедительные аргументы для такого вывода в пояснительной записке к Проекту не представлены.

    Согласно данным официальной статистики, экономических преступлений фиксируется, действительно, немного – их удельный вес в общей массе зарегистрированных преступлений составляет примерно 5 %, но они как были, так и остаются высоколатентными [23, с. 85-86; 24].

    Следует помнить и о том, что составы преступлений, которые в Проекте предлагается перевести в разряд административных правонарушений, появились в российском уголовном законодательстве в результате перехода к современной рыночной модели экономических отношений. Как и в первые годы действия УК РФ 1996 г., в настоящее время система экономических преступлений, предусмотренная гл. 22 УК РФ, признается в целом соответствующей объективным потребностям экономического развития, положениям уголовного права зарубежных стран и нормам международного права [25, с. 3; 26, с.4].

    В пояснительной записке расширение административной преюдиции в статьях гл. 22 УК РФ объясняется необходимостью «оптимизации и гуманизации уголовных санкций». Курс на гуманизацию ответственности за рассматриваемые преступления в условиях экономического кризиса видится сомнительным, поскольку, помимо внешних неблагоприятных факторов (экономических санкций), добавится еще и внутренний – в виде безнаказанности за многие экономические преступления. Как справедливо отмечает И.А. Александрова, уголовная политика по обеспечению экономической безопасности должна способствовать достижению такого «равновесного состояния социально-экономической системы, при котором уровень криминальной противоправности в сфере экономики, выгодный части предпринимательского сообщества, является некритичным (допустимым)» [27, с. 23]. Столь масштабная декриминализация названных преступлений повлечет недопустимо широкое распространение общественно опасного поведения в сфере экономической деятельности.

    На третий вопрос, учитывая уже изложенное, следует дать, скорее всего, отрицательный ответ. Реализация предложенных в Проекте изменений в КоАП РФ и УК РФ будет означать официальный отказ государства от уголовно-правового воздействия на значительную часть экономических отношений – только потому, что многие экономические преступления совершены впервые. Принимая во внимание и без того незначительное количество выявляемых преступлений в сфере экономической деятельности, логично предположить, что после декриминализации и перевода в категорию административных правонарушений их латентность станет еще выше – ведь у органов и должностных лиц, уполномоченных осуществлять оперативно-розыскную деятельность и уголовное преследование, исчезнут юридические основания для реагирования на такие правонарушения. Очевидно, что это будет только провоцировать совершение общественно опасных (фактически – преступных) деяний. На фоне невысокого общего предупредительного потенциала норм административно-деликтного права [28] перемещенные в КоАП РФ уголовно-правовые нормы об экономических преступлениях будут выглядеть не более чем «китайским предупреждением».

Ссылки на источники

1. Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс».

2. Декриминализация преступлений в сфере экономической деятельности: административная преюдиция в действии. М., 2016.

3. Пикуров Н.И. Административная преюдиция в уголовном праве: возможна ли реабилитация? // Уголовное право: стратегия развития в ХХI веке. М., 2007. С. 88-93.

4. Лунеев В.В. О криминализации экономических преступлений предпринимателей [Электрон. ресурс]. URL: http://igpran.ru/articles/2959/ (дата обращения: 08.04.2016).

5. Малков В.П. Административная преюдиция: за и против // Вестник Академии Генеральной прокуратуры Российской Федерации. 2011. № 3. С. 58-64.

6. Безверхов А.Г. «Административная преюдиция» в уголовном праве России // Вопросы правовой теории и практики. Омск, 2012. Вып. 7. С. 82-91.

7. Бойко А.И. Есть и иное мнение // Библиотека криминалиста. 2013. № 2. С. 51-61.

8. Иванчин А.В. О целесообразности построения составов преступлений с административной преюдицией // Библиотека криминалиста. 2013. № 2. С. 98-108.

9. Не выдерживающие критики технико-юридические погрешности данного документа здесь не рассматриваются.

10. Разгильдиев Б.Т. Общественная опасность преступлений и иных правонарушений // Библиотека криминалиста. 2013. № 2. С. 214-224.

11. Лопашенко Н.А. Административной преюдиции в уголовном праве – нет! // Вестник Академии Генеральной прокуратуры Российской Федерации. 2011. № 3. С. 64-71.

12. Кибальник А.Г. Недопустимость административной преюдиции в уголовном законодательстве // Библиотека криминалиста. 2013. № 2. С. 119-125.

13. Михаль О.А., Черемнова Н.А. Административная преюдиция // Правовые технологии. 2014. № 1 [Электрон. ресурс]. URL: http://www.lawtech.ru/journal/articles/15625 (дата обращения: 02.04.2016).

14. В литературе отмечается, что в ст. 154 и 180 УК РФ «признак неоднократности… никак не увязан с фактом наложения административного взыскания за совершенное правонарушение» (Кибальник А.Г. Указ. соч. С. 119). Полагаем, что законодатель в указанных статьях все же подразумевает преюдициальность, если учесть существование в КоАП РФ аналогичных составов административных правонарушений (ст. 5.37 и ч. 1 ст. 14.10 КоАП РФ) и необходимость формальной констатации фактов их совершения для вывода о неоднократности.

15. Иванов Н.Г. Модельный уголовный кодекс: Общая часть. Опус № 1. М., 2003.

16. Козлов А.П. Понятие преступления. СПб., 2004.

17. Кленова Т.В. Общественная опасность – истинное свойство преступления // Библиотека криминалиста. 2013. № 2. С. 136-144.

18. Мальцев В.В. Курс российского уголовного права. Общая часть. В 4 т. Т. 1. Введение в уголовное право: научное исследование. М., 2015.

19. Демидов Ю.А. Социальная ценность и оценка в уголовном праве. М., 1975.

20. Павлухин А.Н., Нестеров П.Н., Эриашвили Н.Д. Общественно опасное поведение и его уголовная противоправность. М., 2007.

21. Епифанова Е.В. Понятие преступления и современная уголовно-правовая политика России. Краснодар, 2008.

22. Бобрович П.П. Административная преюдиция в уголовном праве // Библиотека криминалиста. 2013. № 2. С. 46-50.

23. Волженкин Б.В. Мифы уголовной статистики и реальности экономической преступности или реальности уголовной статистики и мифы об экономической преступности // Уголовное право в ХХI веке. М., 2002. С. 82-87.

24. Зиновьев И.Ф. Экономическая преступность в России: проблемы трактовки и исследования // Современные научные исследования и инновации. 2015. № 6 [Электронный ресурс]. URL: http://web.snauka.ru/issues/2015/06/54629 (дата обращения: 31.03.2016).

25. Лопашенко Н.А. Вопросы квалификации преступлений в сфере экономической деятельности. Саратов, 1997.

26. Энциклопедия уголовного права. Т. 19. Преступления в сфере экономической деятельности. СПб., 2012.

27. Александрова И.А. Современная уголовная политика по обеспечению экономической безопасности и противодействию коррупции : автореф. дис. … д-ра юрид. наук. Н. Новгород, 2016.

28. Как пишет В.В. Лунеев, в сфере административной ответственности «доминируют безнаказанность и наказание ни за что» (Лунеев В.В. Указ. соч.).

    Опубликовано в издании: Актуальные проблемы уголовного законодательства на современном этапе [Электронный ресурс]: сб. материалов Междунар. науч.-практ. конф., Волгоград, 12-13 мая 2016 г. / отв. ред. В.И. Третьяков. – Электрон. дан. (3,5 Мб). – Волгоград : ООО «Бланк», 2016. С. 122-132.